Дом, в котором... - Страница 78


К оглавлению

78

Когда наконец вернулся серодомный народ — взбудораженный, загорелый, переполненный впечатлениями и рассказами, — они встретили их с сожалением. Потому что лето кончилось, и все они, кроме взрослого, знали, что второго такого лета уже не будет.

Старшие и младшие, воспитатели и няньки заполнили Дом так быстро и привычно, будто и не уезжали. Директорский кабинет перестал быть самым интересным местом в мире и превратился в… директорский кабинет — место паломничества учителей и воспитателей, телефонных звонков и ответов на них. В то, чем и полагалось быть директорскому кабинету. Находка отправилась во двор. Раскосого змея несколько раз запустили, потом забросили на чердак и забыли. Чудесная птица и трехдневный дождь никого не заинтересовали. Стены Чумной комнаты украсились связками ракушек и лесных орехов.

КУРИЛЬЩИК
Последний бой Помпея


В Серодомном Лесу сегодня вода протекает на нас с небес,
Выбирайся из мха и соседа буди. Дождь идет и танцует Лес!
Не видно глаз и нету лица,
                                        и вымокла шерсть, и так без конца,
И нету правды в письме моем, том,
                                        что лежит под черным дуплом.
Просунь же руку, достань и прочти
                                        черных зверей на белой бумаге,
Они тебе скажут, и ты не молчи, расскажи другим правду.
Ту правду, которой там вовсе нет, придумай сам и беги,
В колючей траве оставляя след
                                        шестипалой когтистой ноги.
Беги и пой, кричи и танцуй, ты урод,
                                        пусть знает весь мир —
Ты родился от дерева и от струй лесного ручья под ним.


Припев:


Ура, Ура! Куснем муравья!
Закинем уши на горб!
И дружно спляшем и дружно споем!
Мы — гордый лесной народ!

Тишина, съевшая мир с перемещением стаи в Могильник, продолжалась, как будто они все еще не вернулись. Шумное утро растворилось в ней без следа. После уроков Сфинкс и Слепой влезли на подоконник и молча курили там, каждый со своей пепельницей. Горбач увез гулять Толстого. Македонский спрятался на кровати Горбача. Табаки сидел столбиком, горестный и тихий, демонстрируя свою скорбь. Магнитофон шипел вхолостую. Самая неприятная тишина там, где много людей молчат. Мы варились в ней до обеда, и в столовой я понял, что больше не в состоянии ее выносить. Она давила, как что-то живое, что-то, что может задушить. Потом я сообразил, что тихо не только за нашим столом. Во всей столовой царила тишина. Даже музыка, включавшаяся обычно очень громко, казалась приглушенной. Можно было расслышать, как в кухонном блоке за стеной переговариваются и стучат посудой. И я по-настоящему испугался. Даже руки задрожали.

Звонок к окончанию обеда тренькнул и захлебнулся, как заколдованный. Обычно сразу после него поднимался грохот, и вторая наперегонки кидалась к выходу в такой спешке, словно воздух столовой вдруг делался непригодным для дыхания. В этот раз они почему-то не побежали. Только от Фазаньего стола отъехала пара колясок, но, покружив у двери, вернулась.

— Пованивает безобразиями, — прокомментировал Шакал. — Чуете?

Не почуять было трудно. Как только мы начали подниматься, от стола шестой к нам подошла делегация из трех Псов, и Лавр торжественно вручил Сфинксу какую-то записку.

— Помпей просит вожаков всех стай собраться в Кофейнике для обсуждения важного вопроса, — зачитал Сфинкс. Пожал плечами и передал записку Слепому.

Кажется, после этих слов заговорили все одновременно. Тишину разнесло вдребезги. Между столами забегали Логи. Фазаны сбились в кучку с таким видом, как будто ожидали нападения.

— Это подлость! — крикнул Стервятник, перекрывая возбужденный гул голосов. — У людей траур!

Помпей извиняющимся жестом поднял руки.

— Я сочувствую, — сказал он. — Но это не меняет дела.

Стервятник презрительно скривил рот, и Птицы дюжиной кривых зеркал отобразили его гримасу.

Выезжали мы в окружении подпрыгивавших, тараторивших Крыс. В дверях образовался затор, и в нем застряла половина тех, кто желал идти рядом и заглядывать нам в лица. Большая игра Дома резко перешла в активную фазу.

Небо за окнами было белесым. Туман, казалось, накрыл Дом огромным комом ваты. И еще стало очень холодно. Как будто температура упала сразу на несколько градусов. А может, меня просто знобило от волнения.

Возле Кофейника толпа немного поредела. Фазаны отпали, остальные разбились по группам. Вожаки гуськом прошли в Кофейник. После их ухода стало гораздо тише. Все ждали.

Со стороны Крыс доносились приглушенные звуки музыки.

— А ведь я говорил, — бормотал Лэри, изжевывая незажженную сигарету, — я предупреждал… Вот, дожили…

— И что теперь? Драка? — спросил я с наигранной бодростью, от которой самому тут же стало тошно.

— Нет, ужин при свечах, мой солдат! — огрызнулся Табаки.

Горбач сказал, что вовсе не обязательно всем здесь торчать. При этом сам не сдвинулся с места.

— Ты прав, — сказал Сфинкс. — Узнаем все от Слепого.

И тоже никуда не ушел.

Македонский дал Толстому булку. Горбач закурил.

Даже понимая, что все это игра, я ужасно нервничал. Слишком хорошо все исполняли свои роли.

Наконец дверь Кофейника отворилась. Первым показался Помпей. Повернувшись к Псам, он показал им большой палец. Псы радостно взвыли. Потом вышли Слепой со Стервятником и, тихо переговариваясь на ходу, убрели в сторону спален. Рыжий так и не появился. Как будто во время совещания его съели.

78