Дом, в котором... - Страница 52

— Клянусь! — сказал Кузнечик. — Что всегда буду тебя помнить.

Утром сестра Агата обнаружила Волка, спящего в кровати Кузнечика. Ее крик разбудил обоих. Протаранив сестру в живот, Волк выскочил в коридор. Кузнечик выбежал следом и, онемев от ужаса, наблюдал, как Волк, лавируя между визжащими сестрами, опрокидывает на бегу тележки с завтраками и лекарствами. Путь его был усеян битым стеклом, клочьями ваты и перевернутыми омлетами. Его поймали в ответвлении коридора, где, к несчастью для Волка, оказалось сразу двое мужчин и под гневные восклицания сестер унесли в палату, куда вскоре с мрачным видом проследовал Паук Ян.

Второй доктор и уборщик, поймавшие Волка, смазывали йодом укусы и, задрав штанины, рассматривали синяки на ногах. Некоторые из сестер, обступив их, обсуждали происшедшее, остальные собирали осколки.

Ошалевший Кузнечик, красный и дикоглазый со сна, молча стоял у двери своей палаты.

— Я считала тебя хорошим мальчиком, — сказала сестра Агата, проходя мимо. — А ты, оказывается, лгун. Для тебя стараются, протезы прилаживают, а ты вот как платишь людям за их заботы.

— Подавитесь вы своими протезами, — с ненавистью ответил Кузнечик. — И своими заботами тоже! — не глядя на застывшую на месте сестру, он вернулся к себе.

В пустой палате он долго смотрел на незастеленную кровать и упавшее на пол одеяло. Потом подцепил ногой стул и швырнул его о стену. Грохот, звон разбитого стакана, упавшего с тумбочки, перевернутый стул — все это его немного успокоило. Из коридора донеслось встревоженное квохтанье сестры Агаты.

— Вот, — сказал Кузнечик в потолок, — теперь меня посадят на цепь рядом с Волком. И ему не будет одиноко.

На цепь его не посадили — ни рядом с Волком, ни отдельно. Доктор Ян отчитал его в своем кабинете. Лось извинился и пообещал, что заберет его из лазарета. Обиженная сестра Агата сказала, что он хороший мальчик, попавший под дурное влияние. Директор Дома погладил его по голове и сказал:

— Ничего страшного не случилось. Ребенок слегка расстроился.

— Отпустите Волка, — сказал им Кузнечик.

Только Лось услышал его.

Вечером к нему пришла девчонка в голубой пижаме, с волосами огненными, как цветок мака. Таких ярко-красных волос он никогда раньше не видел и вообще не думал, что они встречаются на самом деле. Разве что у клоунов. Девочка подошла к окну, гордо зажав в руках букет непонятных лохматых цветов. Голова ее осветила белую палату, как маленький пожар.

— Привет, — сказала она.

Кузнечик тоже поздоровался и слез с подоконника.

Девочка положила букет на тумбочку.

— Я — Рыжая.

Уши у нее торчали, кожа вокруг носа была красноватая, а глаза неожиданно черные, в красных ресницах. Чтобы разглядеть это, Кузнечику понадобилось немало времени. От ее волос было трудно отвлечься. Он удивился, что ему сообщают очевидное.

— Я вижу, — сказал он. — Трудно не увидеть.

Девчонка замотала головой.

— Нет. Я знакомлюсь, — объяснила она терпеливо. — Рыжая. Теперь понял?

Он понял.

— Кузнечик, — представился он.

Девочка кивнула, разглядывая пустую палату.

— Скучно у тебя тут, — сказала она. — И чисто.

Кузнечик промолчал.

— Пойдем со мной? Я приглашаю.

— А разве можно? — Кузнечик сомневался, что его пустят дальше порога после всего, что произошло.

— Нельзя. Но никто ничего не скажет, вот увидишь. Пойдем.

Они вышли в белоснежный, заглушавший шаги коридор Могильника.

Матовые двери открывались и закрывались. Старшеклассники в пижамах сидели в креслах и листали журналы. Сестры сновали из одной двери в другую, как снежные шары. Кузнечик шел за Рыжей, ожидая окриков, но никто не окликал их и ни о чем не спрашивал. Они шли, отражаясь в стеклянных шкафах, как в зеркалах, в одном за другим. Голубая пижама и белая пижама. И везде зажигался огонь ее волос.

Мы как будто исчезли, думал Кузнечик удивленно. Мы идем, но нас нет. Никто нас не видит и не слышит. Как будто рыжая девчонка заколдовала весь Могильник…

За окнами падал снег. Они свернули в другой коридор, с блестящим линолеумом, и прошли по нему до последней двери.

— Это здесь, — Рыжая толкнула дверь.

Палата была совсем маленькая. Три кровати, заваленные грудами вещей. С полноценными свалками журналов, тетрадей, бумаги, кисточек и банок с краской. На стенах висели рисунки, в плетеной клетке прыгал зеленый попугайчик. Комната напоминала Хламовник и даже пахла, как Хламовник. Кузнечик наступил на апельсиновую кожуру и остановился, смущенный. С разбегу прыгнув на одну из кроватей, Рыжая сбросила тапочки, смела на пол мусор, и представила своего соседа:

— Смерть.

Красивый мальчик с битловской прической, улыбнулся и кивнул.

— Привет, — сказал он.

Кузнечик вздрогнул, услышав кличку.

— Так ты тот самый…

Смерть опять кивнул, улыбаясь.

— Да садись же, — позвала Кузнечика Рыжая, спихивая с кровати очередную груду вещей. — Успеешь насмотреться.

Кузнечик сел рядом с ней. О соседе Рыжей он кое-что знал. Смерть был мальчиком, который никогда не покидал Могильника, и о котором воспитатели между собой говорили, что он не жилец. Смерть был лежачий. Он не ходил и не ездил в коляске. Он жил в Могильнике с незапамятных времен, и как Могильного жителя Кузнечик представлял его зеленоватым, похожим на покойника. Другим нельзя было представить человека, который «не жилец» уже много лет подряд. Но Смерть оказался маленьким и нежным, с глазами в пол-лица и длинными, как будто покрытыми лаком, темно-красными волосами. Пока Кузнечик его разглядывал, Рыжая собирала с одеяла карты.