Старик протянул ему блюдце. Капая на блюдечко воском, Ральф поразился тому, как это оказывается сложно, все время капать в одно и то же место. Заляпав полстола, он вернул Старику блюдце, вручил горящую свечу и сказал, что ему пора уходить.
Старик почти спал и не сильно огорчился.
— Точно пора? Тогда возьми еще одну свечу. И вообще, я должен тебя проводить. Запереть за тобой дверь и все такое. Ключи-то у меня. Я — здешний сторож, если ты не забыл!
Ральф заверил Старика, что ни в коем случае этого не забыл.
В коридор они вышли, сцепившись и покачиваясь. Ральф поддерживал бывшего директора под мышки, директор размахивал свечой, закапывая себя и Ральфа жгучим воском, и рассуждал о том, что лучшая месть — это, сидя на дне реки, ждать, пока мимо проплывет труп врага.
— Точно на дне? — усомнился Ральф. — Как водоросль?
— Именно, — подтвердил Старик. — Китайцы зря болтать не станут. Я не сказал, что это типично китайская месть?
Возле двери Ральф отобрал у Старика свечу и попробовал зажечь от нее вторую, но взволнованное дыхание повисшего у него на шее Старика всякий раз гасило ее, а под конец погасило обе. Ральф решил, что это даже к лучшему. Не хотелось бы оставлять Старика наедине с горящей свечой. Кое-как дотащив его до сторожевого поста, он, посветив зажигалкой, отыскал на настенном щите дубликат ключей от входной двери. Пристроил старика в продавленном кресле в углу, где тот немедленно захрапел, и пустился в обратный путь.
Свечу он зажег на лестничной клетке, после того, как запер за собой дверь. Спускаясь по лестнице — медленно, чтобы сохранить равновесие и чтобы свеча не погасла, — Ральф ощущал себя героем готического романа.
Его появление в темном коридоре второго этажа вызвало фурор. Он медленно брел, слушая восторженный шепот невидимых зрителей, держа перед собой свечу, мужчина в белой рубашке, с запавшими глазами и со слипшимися волосами. Ему мучительно не хватало подсвечника. Красивого, старинного подсвечника с витой ножкой, с ним он выглядел бы еще эффектнее. Еще хотелось большей устойчивости. И чтобы вокруг так не шуршали.
Коридор, которому полагалось привести Ральфа к двери его собственного кабинета, повел себя странно. Он трижды раздваивался, ставя Ральфа в тупик — по какому из ответвлений идти, и всякий раз Ральф сомневался, что выбрал верное направление.
Наконец, в каком-то мерзком, заваленном мусором углу — в Доме таких вообще не было, Ральф готов был в этом поклясться — его предупредительно взял под руку незнакомый мальчик и предложил проводить.
— Да, пожалуй, — согласился Ральф. — Кажется, я заблудился.
— Вас куда отвести?
Ральф осмотрел мальчика со всех сторон. Крыльев у него не было.
— Мне нужен кто-то, кто поможет осуществить страшную месть, — объяснил он. — Не китайскую. До китайской я еще не дозрел. Есть у тебя на примете подходящие личности?
Мальчик невозмутимо кивнул и зашагал впереди. Порядком уставший Ральф плелся следом. От свечи осталась половина. Пальцы уже не ощущали ожогов.
Мальчик привел его в уютную комнату и усадил в кресло с высокой спинкой. Ему дали отличный подсвечник, таблетку от головной боли и стакан воды. Ральф испугался, что заснет, и поспешил сообщить о цели своего визита.
— Я доносчик, — сказал он, сдирая с пальцев засохший воск. — Стукач. Стучу на своих. Разоблачаю происки Наружности.
К этому отнеслись с пониманием.
Воодушевленный Ральф рассказал все, что знал о Крестной.
— Предупредите Стервятника, — попросил он, закончив свою исповедь. — Скажите, что ему угрожает опасность.
Гостеприимные хозяева уютной комнаты уверили Ральфа, что непременно сделают это.
Обратного пути Ральф не запомнил.
Проснулся он на собственном диване. Внутренности жгло огнем, мочевой пузырь грозил лопнуть, но голова, как ни странно, не болела. Доковыляв до унитаза и облегчившись, Ральф с ужасом оглядел покрытые восковыми корками брюки. Рубашка выглядела немногим лучше. Умывшись, он кое-как счистил воск с перчатки и с ботинок, переоделся и вышел. Надо было успеть обработать Акулу до того, как за него примется Крестная.
Акулу он застал в полной прострации. Крестной поблизости не наблюдалось.
— Я пришел сделать заявление, — сказал Ральф.
— Вот только твоего заявления мне сейчас не хватало. Полюбуйся-ка на это.
Акула перебросил Ральфу листок бумаги.
— Как тебе это нравится?
Это было заявлением Крестной об уходе по семейным обстоятельствам. Глядя на размашистую подпись под датой, Ральф ощутил холодок, пробежавший по коже.
— Когда она его принесла?
— Она его не приносила! — взревел Акула, вскакивая. — Никто в этом чертовом заведении не удосуживается принести мне что-либо лично! Хотя она по крайней мере дотащила треклятую бумажку до кабинета. И прикнопила мне ее на дверь! Как это любезно с ее стороны, не правда ли? Кое-кто и тем себя не затруднил!
Акула пробежался по кабинету, яростно пиная мебель.
— Да за кого вы меня принимаете?! За свою престарелую глухонемую бабушку? У нее, видите ли, семейные обстоятельства! Нельзя даже зайти и объяснить, в чем дело! Мы так спешим, что еле успеваем написать заявление!
Дверь кабинета приоткрылась, в нее заглянул Ящер и, правильно оценив обстановку, поспешил скрыться. Ральф выждал, пока гнев Акулы немного уляжется.
— Кто-нибудь вообще видел ее сегодня? — спросил он.
— Я не видел! — фыркнул Акула. — А остальные меня не интересуют.
Остановившись, он оглядел Ральфа с головы до ног.